Сомы реки Кафуэ
Когда я работал корреспондентом ИТАР-ТАСС в Замбии, нам с друзьями – хирургом Васильчиковым (мы звали его князем) и посольским завхозом Петром – нередко удавалось в выходные съездить на рыбалку.
Эта африканская страна находится недалеко за экватором, но климат там весьма комфортный, так как Замбия почти целиком располагается на плоскогорье на высоте около 1,3 км. Там тоже, конечно, бывает жарко, особенно летом (у нас в это время зима), когда температура днем поднимается почти до 40 градусов, но даже в каменных джунглях главной улицы столицы Лусаки, на Кайро-роуд, и в полдень в тени, при сухом горном воздухе, вполне комфортно. А вечером вообще благодать. Зимой же (это июнь – август) по ночам тут бывает даже холодно. Зато когда выглянет солнышко, температура быстро поднимается, и днем уже 23–25 градусов.
Если же за ночь сильно продрог, садись в машину и кати на юг на огромное Карибское озеро, что в двухстах километрах от столицы. По сути, это гигантское водохранилище, образованное высоченной плотиной, воздвигнутой у города Кариба на великой Замбези, текущей здесь на высоте всего 400 м над уровнем моря. Тут всегда жарко.
Вот сюда мы и приезжали с друзьями отогреться после холодной ночной Лусаки, а заодно, вернее главным образом, и порыбачить. Чуть ниже озера спускались по крутой дороге к Замбези, где она мощной тугой струей вырывается из отверстий в высокой, как небоскреб, плотины и взлохмаченная волнами несется меж зелеными скалистыми холмами. Тут в воду не суйся – сшибет, и из бурного потока уже не выбраться.
Рыбаки мы были, конечно, не ахти какие, только врач, может, чуть поопытней. Зато любители! Да и рыбалка была отменная. В закоулках реки, где вода была чуть спокойнее, ловили удочкой на червя или бабочку в основном бримов – по-нашему, лещей. Раз я поймал большого леща – еле подхватил сачком. Взвесили – 4 кило! Часто попадались угри. Скользкие, «сопливые», в руках не удержишь. С крючка снимать лучше подальше от воды. Вкуснейшая рыба!
Но особенно волнующей была ловля на спиннинг. Забрасывали блесну подальше в самую стремнину, и ее сразу же хватал тайгер-фиш. Хватал намертво, но на берег не вытащишь. Тигр, а не рыба! Почувствовав крючок, она, словно взбесившись, мчалась в сторону берега, разворачивалась и неслась в обратном направлении – и была столь свирепа, что рвала прочную, в полмиллиметра, леску или раздирала собственную пасть и сходила. До конца не сдавалась, несмотря на гибкое удилище и все наши усилия смягчить ее рывки. Если же более опытному из нас врачу и удавалось – очень редко, может, одну из десяти – выбросить все же рыбу на берег, она тут же засыпала. А на вид невзрачная, чуть побольше обыкновенной селедки, немного тоньше и посветлее.
Однажды мне довелось по делам съездить в город Монгу, это около 600 км на запад от столицы. Проехав почти треть пути, наткнулся на шлагбаум – начиналась территория национального парка (заповедника) Кафуэ. На мой вопрос, где можно остановиться перекусить, охранник посоветовал: если на 232-м километре не пропущу малозаметный поворот, то дорога выведет меня к реке Кафуэ. Я так и сделал – и не пожалел потерянного времени.
Это живописное, а главное, многообещающее с рыбацкой точки зрения местечко я запомнил и пару месяцев спустя, как раз под Новый год, уговорил своих друзей-рыбаков посетить его.
Путь был неблизкий, встали еще до света. Двести с лишним километров пролетели быстро. Только раз доктор попросил остановиться и зачем-то подобрал сбитую машиной пичужку.
Вообще-то мы взяли с собой спиннинги, да и червей накопали, рассчитывая попробовать наловить живца.
Свернули в лес и, спугнув на опушке стадо антилоп, выехали на почти голую, изрытую следами зверья поляну. Оставили машину и, перешагивая ямы и ямки, спустились к каменистой отмели. Мимо несла свои быстрые воды Кафуэ.
На реке мы были не одни. Напротив у другого берега в воде нежилось большое стадо бегемотов – от гигантов до малышей, сидящих верхом на спинах мамаш. Темные блестящие туши гиппопотамов то погружались в воду, то всплывали за очередной порцией воздуха.
Наше появление не осталось незамеченным. Самый большой гиппопотам стал медленно приближаться. Он то уходил под воду, то вновь появлялся на поверхности. Вдруг темно-бурый гигант с шумом и плеском вынырнул прямо перед нами, огромная пасть с торчащими желтыми редкими зубами разверзлась, и низкий рев потряс берега. От неожиданности мы сделали шаг назад, готовые отступить.
– Не бойтесь, на берег он не выйдет, – раздался позади нас спокойный голос.
Мы обернулись. На обрыве стоял темнокожий человек в комбинезоне с ружьем за спиной. Лесничий объяснил, что вожак ревом утверждает свое право на территорию. На берег бегемоты выходят лишь к вечеру и пасутся, поедая зеленые листья и траву. Ямы на поляне – следы их ночных прогулок.
– Только не уходите далеко от автомобиля, – предупредил он. – Пищи тут много, и звери в заповеднике сытые… но все же они дикие.
Однако зверей мы за весь день, слава богу, так и не увидели. Напугавший нас хозяин территории вернулся к своему стаду, и мы стали готовиться к рыбалке. Справа от отмели был небольшой заливчик, еще чуть выше по течению бурлил порожек: огромные валуны с шумом разрезали потоки воды. Вот на этом пространстве мы бросали удочки, забрасывали спиннинги – и все с нулевым результатом. Клева не было. Неужели зря тащились в такую даль?
Тут мы сообразили переоборудовать спиннинги в донки: подвязали грузики, крючки, прицепили червяков и забросили подальше в воду. Так началось настоящее сомовье пиршество. Каждый из нас поймал по три-четыре сома, все как на подбор, по 7–9 кг. Самые обыкновенные сомы – головастые, усастые, как будто мы не в Африке на Кафуэ, а где-нибудь на Оке. Крючок не проглатывали, он цеплялся за самый краешек твердой губы или вовсе только за ус. Но не срывались, хотя сопротивлялись достаточно упорно. Мы даже, подводя рыбу к берегу и опасаясь за спиннинг, бросали удилище и вытаскивали ее руками прямо за леску.
Один все же сорвался. Он сопротивлялся посильнее остальных, но я все-таки довел его до берега. Тут он и сорвался. Правда, уже на берегу. И устремился прямо к отмели. Мы с Петром стоим, от удивления рты разинули – смотрим, как он к воде шлепает. Вот и до воды добрался, уже на мелководье барахтается, а мы все смотрим, как завороженные.
– Что же вы стоите, мать вашу! – заорал подбежавший князь Васильчиков и прямо в одежде
бросился в воду, накрыл сома телом и выбросил его на берег к нашим ногам.
– Эх вы, рыбаки хреновые! На радостях я даже обнял его.
– Спасибо, князь!
Тут же взвесили улов. Мой сом был самым крупным: почти десять кило.
Солнце уже давно перешло зенит, пора было подумать об обеде. Соорудили костерок, выбрали самую маленькую рыбину, разделали, бросили в ведро, заправили чем положено и поставили на огонь. Ложка действительно торчком стояла.
Вкуснотища!
Пока мы колдовали над ухой, Петр, чтоб не пропадало даром время, забросил самую прочную донку подальше в реку, конец привязал к дереву. А когда после обеда вернулся, на суку болтался только коротенький обрывок… Что же это за рыба порвала миллиметровую леску?!
Разочарован был не только он. После обеда клев прекратился. Неужели всех выловили? Хирург достал подобранную на дороге пичужку, вырезал кусочек свежего мяса, нацепил на крючок… и тут же клюнуло. Значит, вопреки расхожему мнению, сом все-таки любит свежатинку. Это был наш последний пойманный сом. Больше ни у кого и ничего. Но мы, кажется, упустили время. У экватора солнце всегда заходит в районе шести и быстро темнеет. Стало уже смеркаться, да и бегемоты на той стороне начали проявлять беспокойство и потихоньку двигаться в нашу сторону. Мы предпочли не оспаривать их права на территорию и живенько отступить к машине. Забросили мешок с уловом в багажник и тронулись в обратный путь. Пока выбрались из леса на шоссе, стемнело, пришлось включить фары. Только тут все почувствовали, как устали: с рассвета ведь на ногах.
Я вел машину, ребята уже дремали. Меня тоже клонило ко сну, но я изо всех сил старался взять себя в руки, встряхнуться... Вдруг машина затряслась, застучали колеса. Оказывается, я тоже задремал, и машина выехала к самой обочине. А по краям асфальта были сделаны зазубрины, как раз специально на такой случай – чтобы шофер не дремал. Разбудил товарищей:
– Не-е, ребята, так дело не пойдет, просыпайтесь. А то расшибемся и очнемся где-нибудь не там.
Вскоре в свете фар мелькнуло какое-то строение. Гостиница? Может, переночуем? Оказался какой-то заброшенный пустой дом. Кем был брошен, почему, осталось неизвестно. В комнатах голые кровати с пружинными матрасами, ванна с работающим краном. Заполнили ее водой, запустили еле поместившийся улов и разошлись по «номерам». Я быстро уснул. Ночью кто-то ходил, шлепая босыми ногами, заглянул ко мне, но встать посмотреть, кому это не спится, я поленился – очень хотелось спать… А утром обнаружил возле кровати огромного сома. Того самого, который хотел сбежать обратно в реку.
Ребята смеялись: – Это к тебе сомиха приходила… А ты сплоховал!
Если б мне рассказали, никогда бы не поверил, что рыбина могла выпрыгнуть из ванны и прошлепать два десятка метров до комнаты. Вот живучесть! Сомы были еще живы, когда доехали до дома.
Привезли их прямо в посольство. Жены дипломатов занимались подготовкой к Новому году в большом зале, где уже поставили длинные столы.
Женщины ахнули: «Вот это рыба!»
К нам подошел военный советник:
– Где купили?
– Нет, – сказал я, – поймали!
– Да будет врать-то… А ну, покажи руки!
Чувствуя подвох, спрятал их за спину. Потом взглянул: на сгибах пальцев красовались яркие
красные полосы. Я и не заметил, как, вытаскивая за леску упиравшихся сомов, раскровенил ладони. Советник, оказалось, тоже был рыбак. Наверное, более опытный…
– А что, ребята, отдадим улов на Новый год?
– О’кей, – отозвались друзья. Так в тот Новый год в Лусаке мы накормили всех собравшихся на пир в посольстве отменнейшим сомовьим жарким. Впрочем, наверное, и поварихи были искусные. Иначе вряд ли бы участники пира между тостами то и дело восклицали: «Какая же вкуснятина, этот сом!»
А может, в Африке и сомы какие-то особенные?
«Лещ», обитающий в Замбези и ее притоках, включая и реку Кафуэ, – это, скорее всего, тиляпия Андерсона, представитель семейства цихлид из отряда окунеобразных. К нашему лещу этот «лещ» никакого отношения не имеет. Местные названия – нджи-нджи (njinji), мозамбикский лещ (mozambique bream). Эта рыба достигает длины 60 см, веса 4,7 кг и возраста 13 лет. Еще одна африканская рыба, которую в Замбии тоже часто называют лещом (bream), – это нкупе (nkupe) или мозамбикский дистиходус. Нкупе принадлежит к семейству харациновых; как и нджи-нджи, она достигает солидных размеров. В Замбези и ее притоках обитают несколько видов угрей. В реке Кафуэ наиболее распространенным является мраморный угорь. Это проходной вид, места нереста которого расположены в западных районах Тихого океана и в Индийском океане. Мраморный угорь вырастает до двух метров и может весить больше 20 кг. Предельный возраст 40 лет.
В Африке обитают два вида тигровых рыб (tigerfish) – большая и обыкновенная. Они близкие родственницы и принадлежат к семейству африканские тетры отряда харацинообразных. Судя по описанию автора, в статье упоминается обыкновенная тигровая рыба, или обыкновенный гидроцин (Hydrocynus vittatus), местное название мбамба. Это хищник с мощными клыковидными зубами, которыми он способен нанести рыболову серьезные раны. Достигает длины 105 см и веса 28 кг.
Сомы, которых ловили в реке Кафуэ герои статьи, к нашему обыкновенному сому имеют отношение весьма отдаленное. Это вунду (vundu) – представитель семейства клариевых сомов, крупнейшая африканская пресноводная рыба. Вунду достигает длины более 1,5 м и веса 60 кг. Отличительной чертой этого сома является способность дышать атмосферным воздухом. Примечательны и его очень длинные усы, достигающие основания брюшных плавников.
Свежие комментарии