Не только вождь наш такой везучий на улов. Иногда
удача подстерегает и простого смертного. Например, такого, как я.
Средний Урал. Чистый, но довольно удаленный от
столичного города пруд. Июль. Жара. Стою по колено в воде. Мрачно смотрю на
поплавок пятиколенной удочки, не подающий признаков жизни с раннего утра.
Чертыхаюсь, естественно, но так, чтобы не резать ухо соседям. Одним словом,
томлюсь, но не теряю надежды на удачу.
Тут чувствую, как кто-то вцепился в большой палец
левой ноги.
- Ай! – кричу я и на одной ноге скачу на берег.
На берегу обнаруживаю злоумышленника, крепко
защемившего мой палец, - преогромного рака.
Освободившись от приставалы, стал думать, что с ним
делать. Назад в пруд? Так ведь этот нахал не оставит меня в покое. Пусть,
думаю, послужит на пользу рыбацкому делу. Ну, не весь рак, а лишь его такой
аппетитный хвост.
Беру двухколенную удочку, валявшуюся на берегу без
дела, цепляю на крючок хвост, иду к станку и забрасываю. Забрасываю просто так,
без всякой надежды. Поплавок от меня болтается в трех метрах. Я и не гляжу на
него. Я гляжу вдаль, где мое возможное счастье, то есть на дальний поплавок.
Прошло, наверное, часа два. Стал вынимать большую
удочку, чтобы проверить, цела ли насадка. Черт, цела! Никто и не подумал
притронуться. Забросив назад удочку, мой взгляд упирается в ближний от меня
поплавок. Не верю глазам своим: поплавок лежит и медленно-медленно уходит
направо. «Похоже, - думаю я, - грузило легло на дно. Да, - осеняет меня, - но почему
уплывает. Может, донное течение?»
Нехотя, тянусь к двухколенному удилищу, поднимаю и…
Чувствую некую тяжесть. Первое, что пришло в голову, - опять, наверное, зацепил
сапог. Тяну дальше. Осторожно тяну: жалко леску, как-никак японская и каждый ее
метр – драгоценность. По тогдашним временам, конечно.
Все выше и выше поднимаю и… Наконец, над водой
появляется огромная раскрытая пасть. Растерялся, но быстро пришел в себя. Держа
крепко в правой руке удилище, а в левой подсачник, не давая слабины, стал
осторожно подводить к себе. Гигант, хлебнув воздуха, сделал пируэт над водой.
Удилище согнулось в дугу, вот-вот и хрястнет. Протягиваю подсачник. Раз – и готово!
Теперь зверь не уйдет. Бегу на берег. Гляжу в подсачник, а оттуда, шлепая
губами, смотрит лещ. Пялит на меня свои огромные глазищи и, наверное, думает: «И
как меня угораздило попасться этому дурню?»
Чтобы не испортился богатырь, тотчас же выпотрошил,
положил в соль, а на утро вывесил на солнце: уж больно мне хотелось его
сохранить. На слово, без вещественного доказательства, кто бы мне поверил?
Рыбаки шли мимо, останавливались, качали головами.
- Ай-яй-яй! – восклицали они. – И как тебе удалось?
Рассказывал с удовольствием, но, похоже, все
сомневались. Спрашивали, косясь на леща:
- Сколько, не знаешь?
- Не взвешивал, - самодовольно отвечал я, - но
думаю, что не меньше пяти кило.
Один все-таки (видимо, рыбак бывалый) усомнился.
Достал из своего ящика ручной безмен, взвесил. Оказывается, пять килограммов и
сто пятьдесят граммов. Сбросив вес соли, получается, что живой вес был около
пяти кило.
Это был рекорд всей моей рыбацкой судьбы. Был и
остался непревзойденным рекордом.
Кстати, поводок был 0,15, а крючок четвертый номер.
Пенза – Екатеринбург, июль 2013.
Свежие комментарии